Советы психолога как себя вести с тяжелобольным. Помощь тяжелобольным

Как поддержать тяжелобольных? Советы близким

Когда врачи ставят человеку серьезный - рак, диабет или рассеянный склероз, его отношение к себе и окружающим сильно меняется. Очень часто такие пациенты чувствуют себя ненужными, выброшенными из жизни, неполноценными... Можно ли им помочь? Об этом сайт рассказал врач-психотерапевт, кандидат медицинских наук Сергей Соколовский.

"Пациент остается один на один со своей болезнью, - говорит специалист, - а все медицинские мероприятия затрагивают биологическую сторону болезни, но не социальную и психологическую".

Качество жизни такого человека существенно меняется. Он вынужден постоянно подвергаться различным медицинским процедурам, принимать лекарства... При этом он нередко не может работать, а иногда и двигаться, выполнять самые простые, обычные действия - например, принять ванну или сходить в магазин. Порой он нуждается в постороннем уходе, зависит от других, периодически испытывает боли, приступы...

Многие люди при тяжелой болезни ощущают депрессию, у них возникает чувство одиночества, безнадежности, портится характер... Резко меняется и сужается круг общения. С тяжелобольным общаться нелегко, а часто и сами больные не хотят, чтобы другие видели их состояние, боятся жалости.

Они не знают, о чем говорить со здоровыми людьми, а те тоже не находят с ними общих тем для разговоров. Как правило, пациент поддерживает отношения только с самыми близкими и врачами, иногда с другими больными, товарищами по несчастью, обсуждая с ними особенности своей болезни. Либо ограничивается виртуальным общением.

"Цель терапевтической помощи для таких пациентов - развитие их внутреннего и социального благополучия, - говорит Сергей Соколовский. - Этим должны заниматься психологи, социальные работники, психиатры, геронтологи, рекреационные терапевты.

Психологи и социальные работники должны распознавать социальные нужды пациентов, учитывая дифференцированные факторы, такие, как семейный статус, друзья и близкие, наличие персональной социальной поддержки, доступность медицинской социальной и психологической помощи, финансовая ситуация, личностные и коммуникативные возможности".

Какие же меры психологической и социальной реабилитации существуют для таких пациентов?

1. Копинг, или группа поддержки

"Группа поддержки пациентов локализуется вблизи участка медицинской и социальной помощи, поддерживает контакт с врачами, социальными работниками или держит связь по интернету", - рассказывает психотерапевт Сергей Соколовский.

2. Музыкотерапия

То, что музыкальная терапия улучшает состояние пациентов, уже давно доказано.

"Музыкотерапия, особенно основанная на регулярных групповых сессиях, способствует повышению качества жизни у онкологических пациентов, пациентов хосписа, больных рассеянным склерозом", - комментирует Соколовский.

3. Пэт-терапия

"Присутствие собаки или кошки часто оказывает релаксирующее и комфортообразующее воздействие, - разъясняет врач. - Однако не все пациенты расположены к животным".

4. Медитация и релаксация

"Повышение качества жизни и чувство комфорта могут инициироваться такими специальными техниками, как , обучающие работе с воображением аудионосители, - считает специалист. - Например, эти техники помогают пациентам со СПИДом".

5. Молитва

По словам Сергея Соколовского, влияние молитвы на состояние здоровья еще недостаточно изучено, но некоторые исследования показывают, что, если пациенты узнавали, что за них молятся, это "давало им дополнительное ощущение спокойствия, повышало уровень выздоровления. Если пациенты просили других молиться за них и получали согласие, их качество жизни повышалось".

6. Хоспис

Хосписы создаются для неизлечимых больных, и попадают туда те, кому, как правило, осталось жить не более полугода.

"Помощь фокусируется на физических, психологических и духовных нуждах пациентов, и улучшает качество их жизни через облегчение страдания и контроль над болью, - рассказывает Соколовский. - Профессиональные медики и волонтеры работают на дому, в хосписных центрах, в госпиталях и больницах, дневных стационарах.

Хосписная помощь акцентируется более на личности человека, чем на болезни, и скорее способствует борьбе за качество сегодняшней жизни, чем за ее продление. Дополнительно хосписная команда помощи работает с членами семьи умирающего, обеспечивая им моральную поддержку и облегчая горе от умирания близкого человека".

Шлионская Ирина

Не забудьте включить сайт в список источников, которые будут вам попадаться время от времени:

Также будем рады вам в наших сообществах во

Избегание ситуации общения с психическим больным могло бы быть наилучшим решением, если бы не обстоятельства, которые могут сделать это общение вынужденным. Нельзя перестать общаться с родственником или близким человеком, если их постигает такая беда. Может возникнуть ситуация, когда некоторое время приходится контактировать и с посторонними людьми, имеющими психические отклонения.

Как можно обезопасить себя в этом общении от негативных эмоциональных последствий?

Определите четко ваши силы и ресурсы, оцените, хватит ли их вам для общения в данной ситуации.

Психические заболевания проявляют себя по-разному у различных людей. Есть больные, с которыми может общаться только квалифицированный специалист. Нельзя жить и взаимодействовать с теми, кто способен принести реальную угрозу жизни человека. Такие больные помещаются в специальные условия и контакт с ними возможен только ограниченное время и с определенными мерами защиты.

Во всех остальных случаях общение с психическими больными не несет угрозы жизни, но также является стрессовым и энергозатратным.

Определите четко, сколько по времени вы можете общаться с больным без серьезных потерь для своего психического здоровья, в какой степени способны направлять его поведение. В зависимости от этого привлекайте постороннюю помощь или ищите другие способы решения бытовых ситуаций.

Проконсультируйтесь с квалифицированным специалистом по поводу психического заболевания человека.

Все психические заболевания имеют свою специфику, о которой вам важно знать. Вы получите дополнительную информацию и лишние способы контроля ситуации, если специалист расскажет о прогнозе заболевания, его течении и других особенностях. Также вы будете предупреждены о неожиданностях, к которым нужно быть готовыми и о ваших стратегиях поведения, которые помогут снять многие напряженные моменты. Иногда эти стратегии могут показаться нам странными с обыденной точки зрения, но именно они могут быть наиболее эффективными в общении с людьми, имеющими психические отклонения.

Важно изменение вашего отношения к психически больному человеку.

Вполне естественной реакцией, которая появляется у большинства людей при начале контакта с психическими больными – это шок и стресс. Сильное раздражение может сопровождать такое общение достаточно долгое время. Здесь важно дать себе время пережить этот стресс. Не отказывайтесь от помощи для себя, которую может оказать квалифицированный специалист в это тяжелое время. Для вас этот период может быть более тяжелым, чем для психически больного родственника, с которым приходится поддерживать отношения.

Очень важно правильное отношение к самому больному. Сам факт, что он так себя ведет или что-то не понимает, вызывает сильное раздражение. Хотя это может является следствием заболевания, а не злой воли человека. Очень сложно принять этот факт, поскольку мы по привычке требует от психически больного человека нормального и правильного поведения. Наше раздражение, хоть и вполне оправданное, забирает много сил и делает ситуацию намного тяжелее, чем она есть на самом деле.

Найдите способ полностью принять , как данность, без оценки. При этом оно вполне может вам не нравится, но нельзя относиться к психически больному человеку, как к здоровому, который неправильно себя ведет.

Если удается достичь такого отношения, ситуация становится намного легче.

Помочь в этом могут разъяснения специалиста о психическом заболевании и по переосмыслению своего отношения к больному.

Общение с человеком, имеющим психическое отклонение может быть серьезным испытанием. Если не удается избежать такого общения, то вполне возможно сделать его, если не приятным, то хотя бы менее стрессовым и эмоционально затратным.

Алексей КАЩЕЕВ (нейрохирург, Center Research): Я считаю, что это надо делать примерно так:

Говорить правду и ничего кроме правды. Лгать пациенту не только унизительно, но и совершенно бесполезно. Больному нужно 15-20 минут и мобильный интернет, чтобы уличить врача в элементарной лжи. Обмануть пожилого человека несколько проще, но тоже сложно: у этих людей есть свое комьюнити, где они обмениваются информацией и докапываются до правды. Осознав обман, пациент может экстраполировать ситуацию на всех врачей без исключения и совершенно перестать им доверять – в ряде случаев это впоследствии стоит ему жизни.
Дать полную информацию о диагнозе, предстоящей операции, исходе и прогнозе заболевания, рисках и осложнениях. Это не только юридически необходимо, но и элементарно просто. Пациент должен понимать, что с ним происходит, что и зачем планируется делать, чего от этого ждать. Говорить нужно хладнокровно, без патетики и заламывания рук, доступным языком, по возможности – с юмором. С онкологическими пациентами надо избегать трагических интонаций. Сострадание – это не слеза в голосе, а понятные действия. Когда пациент видит, что хирургическая бригада, например, осознает риски операции и знает, как действовать при реализации этих рисков, он гораздо спокойнее спит.
Никогда не прятаться от тяжелых разговоров. Это очень трудное дело, потому что врач постепенно выгорает сам от сложных диалогов. Тем не менее, пациента нельзя кормить завтраками про то, что навсегда парализованные руки задвигаются или ультразлокачественная, тотально неудаляемая опухоль на самом деле киста (как любят говорить некоторые, «полип»). Отнимать право человека на объективное знание собственной проблемы – совершенное неправильно; это его тело, его судьба, его жизнь и смерть, а мы допущены к этому знанию лишь в силу полученной профессии (то есть мы за это получаем деньги, а потом на них покупаем еду и бензин).
При первом разговоре избегать стоп-слов. К таким словам относится, например, слово «рак». Лично я при первом общении избегаю этого термина, заменяю его на синонимы – мне кажется, что пациента можно сразу так шокировать, что он перестанет сотрудничать на долгое время, замкнется в плену страшного слова. Это чисто человеческая штука, связанная с речевыми оборотами: ведь диагноз «диабет» иногда страшнее диагноза «рак», но от диабета в окно никто не прыгает. Когда человек оправится от первого потрясения, можно называть вещи своими именами.
Прямо отвечать на прямые вопросы. Если человек открыто спрашивает: «Когда я умру?» или «Будет ли мне больно?», надо так же открыто рассказывать правду. У больного может быть масса нерешенных жизненных вопросов, включая кредит, детей-оболтусов, и он должен понимать фронт работ. При ответе на такие вопросы следует оперировать клинически доказательной информацией, выражаться процентами, сроками 5-летней выживаемости, шкалами качества жизни; таким образом, чтобы случайно не соврать, надо постоянно читать научные статьи и владеть обновляющейся информацией.
Никогда не обвинять. Некоторые пациенты до прихода к нам ведут себя до такой степени деструктивно, что их и вправду хочется поколотить, или резонно спросить: «А вы, милейший, чего теперь от меня хотите?» Тем не менее, обвинять человека в собственной глупости или неудаче негуманно и неконструктивно: теперь-то какой толк, когда он уже пришел к тебе? Да, он толстый, глупый, вырастил огромную опухоль, спустил все деньги на шамана и гадалку, прежний его врач – идиот, а жена его – сутяжная истеричка. Ну ничего, значит, надо лечить такого, которого послали.
Назначать антидепрессанты и при необходимости сразу приглашать психиатра. У тяжело больных почти поголовно есть депрессия. А в каком, собственно, состоянии должен находиться страдающий человек – прыгать, как мишки Гамми?
Почему-то почти всегда игнорируемый пункт. Если пациент совершеннолетний, в сознании и вменяем, надо выяснить, можно ли обсуждать диагноз с родственниками и, если можно, то с кем именно. Серьезная болезнь – это проблема нескольких людей, иногда нескольких десятков людей. Они должны понимать реальность, готовиться к временным, организационным, финансовым затратам. Надо понять, кто именно из близких «организатор лечения» – иногда это совсем не сын/муж/мать, а какой-нибудь двоюродный дедушка, первая жена или далекий друг. В то же время, необходимо понять, с кем диагноз обсуждать нельзя, сославшись на правовое понятие врачебной тайны. Неосторожные слова могут привести к самоубийству родственника или самого пациента (такие случаи широко известны). Сказать правду не тому, кому надо, обременительно для вас же: ваш пациент может уже давно умереть, а члены семьи вас будут проклинать до седьмого колена.
Объяснить основные организационные мероприятия: например, если заболевание будет сопровождаться хронической болью, пациент должен понять, что надо встать на учет у онколога по месту жительства, чтобы получать наркотические обезболивающие. Пациент, сталкиваясь с жестокой и бесчеловечной системой оказания (неоказания) помощи на послегоспитальном этапе, совершенно беззащитен и растерян: ему надо внушить хотя бы базовые представления о том, что делать.
Пациенту, проснувшемуся в реанимации после тяжелой операции, надо положить в руку свой мобильный телефон и дать возможность позвонить близким. Я не знаю, как это работает, но иногда помогает не хуже интенсивной терапии.
И под конец личное наблюдение на суд коллег: не запрещать злостным курильщикам сразу после онкологических операций курить.

Неизлечимая болезнь неотвратимо приближает реальность смерти. Она существенно изменяет человеческую жизнь, и на этом фоне, как ни парадоксально, нередко появляются признаки «роста личности». Что же происходит при приближении смерти?

В какой-то мере ответ на вопрос мы получаем в беседах с больными раком:

заново оцениваются приоритеты жизни – теряют значение всякие мелочи;
возникает чувство освобождения – не делается то, чего не хочется делать, т.е. теряют силу долженствования ("обязан", "необходимо" и т.п.);
усиливается сиюминутное ощущение жизни;
обостряется значимость элементарных жизненных событий (смена времен года, дождь, листопад и т.п.);
общение с любимыми людьми становится более глубоким;
уменьшается страх быть отвергнутым, возрастает желание рисковать.

Все эти изменения свидетельствуют об увеличении чувствительности неизлечимо больного человека, что предъявляет конкретные требования к тем, кто находится рядом с ним, – к близким, врачам, психологам. У больного возникают очень важные для него вопросы, которые он задает окружающим. Один из таких вопросов – "Скоро ли я умру?". Не существует единственно правильного ответа на этот вопрос, хотя можно говорить о более или менее универсальных принципах. Требуется большая ответственность в разговоре с пациентом о смерти. Прежде всего, неплохо посоветовать ему привести в порядок жизненные дела (последние желания, завещание и т.п.). Можно не говорить пациенту прямо, что, возможно, он вскоре умрет: «Каждый должен быть готов к самому худшему, особенно тяжелобольной». Некоторые люди не склонны думать о завершении своих земных дел, потому что им кажется, что решение подобных проблем открывает дверь смерти. С ними можно обсудить проблему страха перед смертью .

Вопрос об откровенности с неизлечимо больным представляется одним из самых трудных. Существуют самые разные мнения на этот счет. Одни думают, что пациенту надо сказать всю правду, другие подчеркивают необходимость бережного отношения к тяжелобольному и ничего не говорят ему о приближающейся смерти, третьи считают, что следует вести себя так, как хочет пациент. Конечно, больной имеет право знать правду о своем реальном положении, и никому не позволено узурпировать его право, однако не стоит забывать, что «право знать» отнюдь не тождественно «обязанности знать».

Право знания не равносильно выбору знания. Свобода пациента будет реальной только при ориентации на его желание обладать подлинным знанием. Тяжелобольной человек может и не желать знать что-либо конкретное о приближающейся смерти, и окружающие обязаны уважать его выбор. Очень часто знание того, что скоро наступит смерть, не облегчает состояния больного, и тогда даже лучше, если он меньше знает.

Когда пациент категорически требует сказать, сколько ему осталось жить, представляя самые разные, нередко достаточно рациональные аргументы, окружающие должны стараться понять, почувствовать, что скрыто за этими словами. Часто безоглядная смелость является мнимой. Требуя высказать все до конца, пациент не очень представляет свою реакцию на жестокую правду. Иногда нетрудно заметить, что его требование носит скорее формальный характер, и он вовсе не желает получить точный ответ, поскольку это лишает его надежды.

Последовательность реакций неизлечимо больных людей на приближающуюся смерть описывает модель Kubler-Ross:

Отрицание. При посещении разных врачей пациенты прежде всего надеются на отрицание диагноза. Действительное положение вещей скрывается как от семьи, так и от себя. Отрицание дает возможность увидеть несуществующий шанс, делает человека слепым к любым признакам смертельной опасности.
Злоба. Она чаще всего выражается вопросами: «Почему я?», «Почему это случилось со мной?», «Почему меня не услышал Бог?» и т.п.
Компромисс. На этой стадии стремятся как бы отложить приговор судьбы, изменяя свое поведение, образ жизни, отказываясь от разных удовольствий, и т.п.
Депрессия. Поняв неизбежность своего положения, постепенно теряют интерес к окружающему миру, испытывают грусть, горечь.
Адаптация. Смирение понимается как готовность спокойно встретить смерть.

Прохождение отдельных стадий у разных людей значительно различается. Следует отметить, что через все эти стадии проходят и члены семьи, узнав о неизлечимой болезни близкого человека. Важнейшей стадией преодоления страха смерти, по мнению ряда авторов, является отрицание. Отрицание действует подобно морфию – не устраняя причины заболевания, оно уменьшает боль. Отрицание облегчает душевные страдания за счет сокрытия реальности. Действие защитного механизма происходит бессознательно, его интенсивность и характер не у всех одинаковы. Иногда некомпетентный доктор пытается бороться с психологической защитой пациентов, высмеивая абсурдность их фантазий (пациенты с неизлечимой болезнью порой усматривают признаки выздоровления, начинают строить далеко идущие планы и т.п.). На самом деле проявляется совершенно естественная и обоснованная реакция умирающего на страх смерти. «Развенчание» искаженной картины болезни уместно при других заболеваниях (например, отрицание болезни при инфаркте миокарда может стоить пациенту жизни).

С помощью отрицания создается иллюзия, что все обстоит хорошо. Однако отрицание ни в коем случае не означает, что пациент действительно не знает о приближении смерти. Скорее можно думать, что он выбирает незнание или, иначе говоря, предпочитает оставаться в неведении. На бессознательном уровне пациент чувствует, какова ситуация в действительности, но склонен игнорировать ее. Следует отметить, что использование отрицания бывает успешным, т.е. выполняет свои функции только тогда, когда никто из окружающих людей не использует этот механизм защиты.

Обычно же близкие умирающего, а иногда даже врачи, склонны игнорировать истинное положение дел, потому что тоже испытывают страх перед смертью и не знают, как разговаривать с человеком, которому осталось недолго жить. Тем самым они мешают пациенту воспользоваться механизмом отрицания. Когда окружающие начинают говорить о том, что все будет хорошо и пациент выздоровеет, тревожность у пациентов увеличивается, и часто такие «игры» близких становятся для него признаком полной безнадежности его состояния.

В заключение перечислим несколько важных принципов, которые следует учитывать в работе с умирающим человеком:

Очень часто люди умирают в одиночестве. Известное философское изречение: «Человек всегда умирает в одиночку» нередко понимают слишком буквально и оправдывают им защитное отгораживание от умирающего. Но страх смерти и боль становятся еще сильнее, если оставить человека одного. К умирающему нельзя относиться как к уже умершему. Его надо навещать и общаться с ним.
Следует внимательно выслушивать жалобы умирающего и заботливо удовлетворять его потребности.
На благо умирающему должны быть направлены усилия всех окружающих его людей. В общении с ним следует избегать поверхностного оптимизма, который вызывает подозрительность и недоверие.
Умирающие люди предпочитают больше говорить, чем выслушивать посетителей.
Речь умирающих часто бывает символичной. Для лучшего ее понимания необходимо расшифровывать смысл используемых символов. Обычно показательны жесты больного, рассказы и воспоминания, которыми он делится.
Не следует трактовать умирающего человека только как объект забот и сочувствия. Нередко окружающие с самыми лучшими намерениями пытаются решить, что лучше для умирающего. Однако чрезмерное принятие на себя ответственности уменьшает диапазон самостоятельности пациента. Вместо этого следует выслушать его, позволить ему участвовать в принятии решений о лечении, посетителях и т.п.
Самое большее, чем может воспользоваться умирающий человек, – это наша личность. Конечно, мы не представляем собой идеальное средство помощи, но все же наилучшим образом соответствующее данной ситуации. Пребывание с умирающим требует простой человеческой отзывчивости, которую мы обязаны проявить.

Людям, которые общаются с умирающим и его близкими, тоже необходима существенная помощь. С ними прежде всего следует говорить об осознанном смирении с чувствами вины и бессилия. Медикам важно преодолеть унижение профессионального достоинства. Такое чувство довольно часто встречается среди врачей, для которых смерть пациента в определенном смысле является профессиональной катастрофой.

Если вы столкнулись с подобной жизненной ситуацией и не знаете, как найти из нее выход, как вести себя, где найти ресурсы и внутренние силы – позвоните в нашу Службу психологической помощи по бесплатному круглосуточному номеру 8-800 100-0191 , и квалифицированные психологи помогут вам найти ответ.

Цитируется по: «Основы психологического консультирования»,
Р. Кочюнас